Translation of Poem by Robert Rozhdestvensky, Роберт Рождественский, "Жизнь" LIFE

 

Роберт Рождественский
(1932-1994)
                                                                         Жизнь
                                                                                                    Г. П. Гроденскому
 
 
Живу, как хочу, -
светло и легко.
Живу, как лечу, -
высоко-высоко.
 
Пусть небу смешно,
но отныне
ни дня
не будет оно
краснеть за меня…
 
Что может быть лучше —
собрать облака
и выкрутить тучу
над жаром песка!
Свежо и громадно
поспорить с зарей!
Ворочать громами
над черной землей.
Раскидистым молниям
душу открыть,
над миром,
над морем
раздольно парить!
 
Я зла не имею.
Я сердцу не лгу.
Живу, как умею.
Живу, как могу.
Живу, как лечу.
Умру, как споткнусь.
Земле прокричу:
«Я ливнем
вернусь!»

                             d
 
                                              Literary Translation/Adaptation by U.R. Bowie
 
                                                                                  Life
For G.P. Grodensky

I live like I want to,
all brightly and lightly.
I live like I fly,
way up high in the sky.
 
Maybe heaven will laugh,
but from henceforth, you see,
there won’t be a day
when it blushes for me . . .
 
What could be better?
To scoop up some clouds,
then wring out a rain cloud
on hot searing sands!
Or loud-mouthed and fresh,
start a fight with the dawn!
Or to bend thunderclaps
over blackness of earth,
then spread wide your soul
to the zigzagging lightning,
and soar high and free
over earth, over sea!
 
Bad stuff I no can do.
My heart I won’t lie to.
I live how I know how.
Cause I got me the know-how.
I live like I fly,
When I stumble I’ll die.
Yell to earth as I crumble:
“Be back by and by,
in rainstorm or stir-fry!”

 

 

 

Translation of Poem by Afanasy Fet, Афанасий Фет, "Горное ущелье," ALPINE CRAGS

 

Афанасий Фет
(1820-1892)

Горное ущелье

За лесом лес и за горами горы,
За темными лилово-голубые,
И если долго к ним приникнут взоры,
За бледным рядом выступят другие.

Здесь темный дуб и ясень изумрудный,
А там лазури тающая нежность…
Как будто из действительности чудной
Уносишься в волшебную безбрежность.

И в дальний блеск душа лететь готова,
Не трепетом, а радостью объята,
Как будто это чувство ей не ново,
А сладостно уж грезилось когда-то.

Октябрь 1856

d

Literary Translation/Adaptation by U.R. Bowie

Alpine Crags

 

Beyond forest lies forest; behind mountains escarpments,
Beyond dark crags lies lilac-and-blue cerulescence,
And if one fixes eyes on the scene, sharp and ardent,
Behind each pale row one sees more iridescence.  
 
A dark oak looms here, and an ash tree of emerald,
And there flows a tenderly melting azure . . .
As if from reality strangely dismembered,
You’re borne off away into vast realms of pure.
 
And toward that distant lustre the soul would lief to fly,
Struck not by awe, but sheer beatitude,
As if there’s nothing novel in that cerulescent sky: 
One’s sweet dreams once were azure, blue-imbued. 
 

Translation of Poem by Arseny Tarkovsky, Арсений Тарковский, "Почему, скажи, сестрица," "How come, please tell me, sister-soul"

 

Арсений Тарковский
(1907-1989)

Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила…
Зимний вечер

Почему, скажи, сестрица,
Не из райского ковша,
А из нашего напиться
Захотела ты, душа?

Человеческое тело
Ненадёжное жильё,
Ты влетела слишком смело
В сердце тёмное моё.

Тело может истомиться,
Яду невзначай глотнуть,
И потянешься, как птица,
От меня в обратный путь.

Но когда ты отзывалась
На призывы бытия,
Непосильной мне казалась
Ноша бедная моя, —

Может быть, и так случится,
Что, закончив перелёт,
Будешь биться, биться, биться —
И не отомкнут ворот.

Пой о том, как ты земную
Боль, и соль, и желчь пила,
Как входила в плоть живую
Смертоносная игла,

Пой, бродяжка, пой, синица,
Для которой корма нет,
Пой, как саваном ложится
Снег на яблоневый цвет,

Как возвысилась пшеница,
Да побил пшеницу град…
Пой, хоть время прекратится,
Пой, на то ты и певица,
Пой, душа, тебя простят.

1976

d

                                        Literary Translation/Adaptation by U.R. Bowie
 

Sing me a song of the bluetit bird,/ How she lived in peace beyond the sea.
                                                                                Pushkin, "A Winter Eve"

How come, please tell me, sister-soul,                                    
You chose to drink till your eyes popped wide,
Not from the heavenly blessed punch bowl,
But from our little ladle of woe liquified?
 
The humanoidal body
Makes a sorry home and hearth;
You flew too boldly, noddy,  
Into my ensanguined heart.
 
The body, see, may knackered be,
Mistakenly gulp poison down,
And, birdie-soul, you’ll yearn to flee,
From me to some far distant sea.
 
But when you first responded
To what being did implore,
My strength, it seemed, absconded,
Such a burden I now bore.
 
And what if you’re caught in dire straits
At the end of your last flight?
You’ll bang and bang against the gates;
Those gates will stay shut tight.
 
Sing of how you, drank, bird-soul,
Of earthly pain, all salt and bile,
Of how one death-steeped needle sole
Can living flesh pierce, flesh defile,
 
Sing, you drifter bluetit sighing,
You who have no food in sight,
Sing of how a shroud is lying:
Snow on apple blossom white,
 
Of how the wheat ears grew so tall,
And how the hail smashed them all . . .
Though time may end, sing on, console,
For singers sing, they croon and bawl,
You’ll be forgiven—sing, my soul.
 

 

 poem declaimed by the author:

https://www.youtube.com/watch?v=GvG8SxN1gMA

Translation of Poem by Afanasy Fet, Афанасий Фет, "Солнце садится, и ветер утихнул летучий," "Like Unto Gloamings"

 

Афанасий Фет
(1820-1892)

 

Солнце садится, и ветер утихнул летучий,
Нет и следа тех огнями пронизанных туч;
Вот на окраине дрогнул живой и нежгучий,
Всю эту степь озаривший и гаснущий луч.

Солнца уж нет, нет и дня неустанных стремлений,
Только закат будет долго чуть зримо гореть;
О, если б небо судило без тяжких томлений
Так же и мне, оглянувшись на жизнь, умереть!

29 апреля 1883

d

Literary Translation/Adaptation by U.R. Bowie

Like Unto Gloamings

 

Sun going down, the volatile wind in the trees has subsided;
No trace is left now of those storm clouds once pierced by bright fire;
Still alive but not searing, one shuddering ray is ignited,
Lighting the steppe and then fading away to expire.
 
The sun is gone now, the day’s ceaseless striving, ambitions, 
What’s left of the sunset will burn out for long in the sky;
O, if only the heavens might tune me to gloamings’ monitions:  
Eschewing last torments, to contemplate life and then die!

Translation of Poem by Evgeny Evtushenko, Е. Евтушенко, СПАСИБО, "On Gratefulness"

 

Е. Евтушенко
(1932-2017)
                                                                         СПАСИБО
Ю. Любимову
 
Ты скажи слезам своим «спасибо»,
их не поспешая утереть.
Лучше плакать, но родиться — ибо
не родиться — это умереть.
 
Быть живым — пусть биту или гнуту, —
но в потёмках плазмы не пропасть,
как зеленохвостую минуту
с воза мироздания украсть.
 
Вхрупывайся в радость, как в редиску,
смейся, перехватывая нож.
Страшно то, что мог ты не родиться,
даже если страшно, что живёшь.
 
Кто родился — тот уже везучий.
Жизнь — очко с беззубою каргой.
Вытянутым быть — нахальный случай,
будто бы к семнадцати король.
 
В качке от черёмушного чада,
пьяный от всего и ничего,
не моги очухаться от чуда,
чуда появленья своего.
 
В небесах не ожидая рая,
землю ты попрёком не обидь,
ибо не наступит жизнь вторая,
а могла и первая не быть.
 
Доверяй не тлению, а вспышкам.
Падай в молочай и ковыли
и, не уговаривая слишком,
на спину вселенную вали.
 
В горе озорным не быть зазорно.
Даже на развалинах души,
грязный и разодранный, как Зорба,
празднуя позорище, пляши.
 
И спасибо самым чёрным кошкам,
на которых покосился ты,
и спасибо всем арбузным коркам,
на которых поскользнулся ты.
 
И спасибо самой сильной боли,
ибо что-то всё-таки дала,
и спасибо самой сирой доле,
ибо доля все-таки была..
 
1969
 
 
d
 
                                                 Literary Translation/Adaptation by U.R. Bowie
 
                                                                           On Gratefulness
 
To Yu. Lyubimov

“Thank you” say to tears and stormy weather;
hasten not to wipe the tears you shed.
Being born and crying go together;
those who aren’t born don’t cry—but they’re dead.
 
If you’re alive—though beaten down and broken—
you’ve not yet blended with slick plasma’s murk;
you still can steal a moment, green-tailed, token,
from All Creation’s cart of handiwork.
 
Like munching radish, crunch your way toward gladness;
laugh while intercepting sharpened knives.
You might have not been born, that’s scary sadness;
yet scary too the fact that we’re alive.  
 
He who's born already has found fortune.
To live means fending off the toothless crone.
Impertinence the hope to watch life burgeon,
as if by seventeen you’re on the throne.
 
Amidst the cherry-bird tree’s rustle slumbrous,
dead drunk on life’s pure misery, on life’s mirth,
you can’t wake up from reverie most wondrous:
the dream of your existence on this earth.
 
Not entertaining hopes for Seventh Heaven,
make sure you stay on good terms with the earth;
although your first life’s baked with bread unleavened,
a second life for you’s not in the works.
 
Distrust the rot, trust only scintillations.
When falling fall on milkweed, feathergrass;
be patient, never plant the plant impatiens,
and knock the blessed cosmos on its ass.
 
In time of grief try leaping, pirouetting,
even on the wreckage of your soul.
Like Zorba be, your sorrows ripping, shredding;
disgrace commemorate with farandole.
 
Give thanks to black cats, those the blackest/darkest
(the ones that always leave you fearful, vexed);
give thanks to melon rinds and slippery stardust, 
the stuff you step on, breaking your poor neck.
 
And say thanks to the pains that hound, beleaguer,
for pain can make you feel more self-aware,
and say thanks to the share you got most meagre,
for nonetheless you still did get a share.
 

d