(1890-1960)
Спасское
Незабвенный сентябрь осыпается в Спасском.
Не сегодня ли с дачи съезжать вам пора?
За плетнем перекликнулось эхо с подпаском
И в лесу различило удар топора.
Этой ночью за парком знобило трясину.
Только солнце взошло, и опять – наутек.
Колокольчик не пьет костоломных росинок,
На березах несмытый лиловый отек.
Лес хандрит. И ему захотелось на отдых,
Под снега, в непробудную спячку берлог.
Да и то, меж стволов, в почерневших обводах
Парк зияет в столбцах, как сплошной некролог.
Березняк перестал ли линять и пятнаться,
Водянистую сень потуплять и редеть?
Этот – ропщет еще, и опять вам – пятнадцать,
И опять, – о дитя, о, куда нам их деть?
Их так много уже, что не все ж – куролесить.
Их – что птиц по кустам, что грибов за межой.
Ими свой кругозор уж случалось завесить,
Их туманом случалось застлать и чужой.
В ночь кончины от тифа сгорающий комик
Слышит гул: гомерический хохот райка.
Нынче в Спасском с дороги бревенчатый домик
Видит, галлюцинируя, та же тоска.
1918
Не сегодня ли с дачи съезжать вам пора?
За плетнем перекликнулось эхо с подпаском
И в лесу различило удар топора.
Только солнце взошло, и опять – наутек.
Колокольчик не пьет костоломных росинок,
На березах несмытый лиловый отек.
Под снега, в непробудную спячку берлог.
Да и то, меж стволов, в почерневших обводах
Парк зияет в столбцах, как сплошной некролог.
Водянистую сень потуплять и редеть?
Этот – ропщет еще, и опять вам – пятнадцать,
И опять, – о дитя, о, куда нам их деть?
Их – что птиц по кустам, что грибов за межой.
Ими свой кругозор уж случалось завесить,
Их туманом случалось застлать и чужой.
Слышит гул: гомерический хохот райка.
Нынче в Спасском с дороги бревенчатый домик
Видит, галлюцинируя, та же тоска.
Literary
Translation/Adaptation by U.R. Bowie
d
d
Spasskoe
An impressive September strews
Spasskoe leaves.
Might not you today close the dacha for winter?
Beyond wattle fence sending goatherd soft pleas,
An echo plays games with an axe-blow’s dull whimper.
With rheumatic fever the night
swamp was stricken,
The sun barely rises—then attenuates.
The bluebell can’t digest the dewdrops hard-bitten,
On birchbark a lilac-tinged boil suppurates.
The woods have gone sulky; they
need a good rest,
In den below snow, in a deep hibernation.
Between the tree boles, in nooks dark and recessed,
The park gapes like Necrologue’s dire proclamation.
Have the birches stopped moulting
and stain-spotting bark,
Are their shades not so aqueous, slimness belittling?
That thing grumbles—again you’re fifteen in the dark,
O child, where to put them with all of their quibbling?
So many they are that now’s time
to quit playing the fool.
They’re bird flocks in bushes and mushrooms in numbers galore.
Our perspectives they veil by sheer swarms of them single and dual,
Their mistiness clouds up the vistas of neighbors next door.
The burning-hot comic the night
that he died of the typhus
Heard a roar: those Homeric hoots from the gallery’s cheap seats.
Hallucinatory today in fond Spasskoe—that same anguish
Peers from the road at the timber-built cottage at peace.
Might not you today close the dacha for winter?
Beyond wattle fence sending goatherd soft pleas,
An echo plays games with an axe-blow’s dull whimper.
The sun barely rises—then attenuates.
The bluebell can’t digest the dewdrops hard-bitten,
On birchbark a lilac-tinged boil suppurates.
In den below snow, in a deep hibernation.
Between the tree boles, in nooks dark and recessed,
The park gapes like Necrologue’s dire proclamation.
Are their shades not so aqueous, slimness belittling?
That thing grumbles—again you’re fifteen in the dark,
O child, where to put them with all of their quibbling?
They’re bird flocks in bushes and mushrooms in numbers galore.
Our perspectives they veil by sheer swarms of them single and dual,
Their mistiness clouds up the vistas of neighbors next door.
Heard a roar: those Homeric hoots from the gallery’s cheap seats.
Hallucinatory today in fond Spasskoe—that same anguish
Peers from the road at the timber-built cottage at peace.
No comments:
Post a Comment