Translation of Poem by Evgeny Evtushenko, Евгений Евтушенко, "Людей неинтересных в мире нет," THE JACKIES AND THE JUNES (ORDINARY PEOPLE)

 

Евгений Евтушенко

(1932-2017)

 

Людей неинтересных в мире нет.

Их судьбы -- как истории планет.

У каждой все особое, свое,

И нет планет, похожих на нее.

 

А если кто-то незаметно жил,

И с этой незаметностью дружил,

Он интересен был среди людей

Самой неинтересностью своей.

 

У каждого -- свой тайный личный мир.

Есть в мире этом самый лучший миг.

Есть в мире этом самый страшный час,

Но это все неведомо для нас.

 

И если умирает человек,

С ним умирает первый его снег,

И первый поцелуй, и первый бой...

Все это забирает он с собой.

 

Да, остаются книги и мосты,

Машины и художников холсты,

Да, многому остаться суждено,

Но что-то ведь уходит все равно!

 

Таков закон безжалостной игры.

Не люди умирают, а миры.

Людей мы помним, грешных и земных.

А что мы знаем, в сущности, о них?

 

Что знаем мы про братьев, про друзей,

Что знаем о единственной своей?

И про отца родного своего

Мы, зная все, не знаем ничего.

 

Уходят люди... Их не возвратить.

Их тайные миры не возродить.

И каждый раз мне хочется опять

От этой невозвратности кричать.

 

1961

 

d

Literary Translation/Adaptation by U.R. Bowie

The Jackies and the Junes

(Ordinary People)

 

The world’s sorely lacking in dull, boring folks.

In the lives of just folks lie the whole planet’s hopes.

Each of us has something special, one’s ownly,

Our planet’s discrete, blue and green, one and only.

 

And if Jack or June lived a life not remarkable,

And had friends with that same unremarkableness,

In that something she had of rebarbative-dorkable,

People might see something quite notable/markable.

 

Everyone has one’s own personal world.

In that world the best palmprint is perfectly whorled,

Has a moment that’s scary, abounding in fear,

But we keep the fear faraway, nowhere too near. 

 

And if, say, June dies and departs for afar,

With her dies her first snow, her first pickle jar,

Her first kiss and first fight and God knows what else,

She takes all of that with her (including first belch).

 

Yes, could be the albums and pictures remain,

Old cars, say, a portrait that some artist painted;

So that much is still fated to last all the same,

But then, reams of stuff leaves to join angels and sainted!

 

And so go the rules of this pitiless game.

Not folks, but whole worlds die away—what a shame.

We recall people, their sins we condemn,

But what, in reality, know we of them?

 

What do we know of our sisters, our friends,

Of things quite unique to our own odds and ends?

And what of our own dearest papa, our sire?

We know all about him—except what we require.

 

Jacks and Junes go away . . . Gone for good, no return.

Their secrets are ashes in some gruesome urn.

And whenever I think of these non-resurrections,

I feel a strong urge to shriek out my objections.