Translation of Poem by VLADISLAV KHODASEVICH, "Standing in Front of a Mirror" "Перед зеркалом"

Vladislav Khodasevich

(1886-1939)

Перед зеркалом

Nel mezzo del cammin di nostra vita.

Я, я, я. Что за дикое слово! 
Неужели вон тот - это я? 
Разве мама любила такого, 
Желто-серого, полуседого 
И всезнающего, как змея?

Разве мальчик, в Останкине летом 
Танцевавший на дачных балах, - 
Это я, тот, кто каждым ответом 
Желторотым внушает поэтам 
Отвращение, злобу и страх?

Разве тот, кто в полночные споры 
Всю мальчишечью вкладывал прыть, - 
Это я, тот же самый, который 
На трагические разговоры 
Научился молчать и шутить?

Впрочем - так и всегда на средине 
Рокового земного пути: 
От ничтожной причины - к причине, 
А глядишь - заплутался в пустыне, 
И своих же следов не найти.

Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Виргилия нет за плечами, –
Только есть одиночество – в раме
Говорящего правду стекла.

1924

Literal Translation

Before the Mirror

                                                                              Nel mezzo del cammin di nostra vita

I, I, I. What a bizarre word!

Is it really I, that man there?

Could Mama have loved such a one,

Sallow-gray [skin], with hair half graying,

And omniscient as a serpent?

The boy in Ostankino summers,

Dancing at country-house balls,

Is that I, the one who, in every reply

To fledgling poets inspires

Loathing, spite and fear?

Is that I, the one who in midnight polemics

Invests all his puerile nimbleness,

The very same one who

Has learned to keep silent or joke,

In the face of tragic conversations?

But then, that’s the way it always is

Midway on the fatal journey through life:

You move from one niggling rationalization to the next,

Then you look around and see that you’ve strayed off into a wasteland,

And can find no trace of your footprints.

Yes, it’s no panther in leaps and bounds

Who has chased me into my Paris garret,

And there’s no poet Virgil standing behind my back.

There’s only loneliness, in the frame

Of that glass there that speaks the truth.

Literary Translation/Adaptation by U.R. Bowie

Standing in Front of a Mirror

                                                                Nel mezzo del cammin di nostra vita

                                                                    [Midway on our journey through life]

I, I, I. What a weird, inexplicable word!

Is that really me/I, this odd guy?

Could my mama have loved this strange bird,

Going gray, sallow-grim, looking sly,

With a know-it-all gleam in one eye?

Is that I, the thin boy in Ostankino summers

Who danced at the balls in the gentryfolks’ manors,

And am I the one now who befuddles newcomers,

The parvenu poets who loathe my bad manners,

Who chafe at my spite and eschew the word-daggers?

Is it I who in midnight polemics and fights

Has spewed out his puerile and nimble panache,

The same one who later, when tragedy strikes,

When things get beleaguered, in hard times awash,

Holds his tongue or speaks only to quietly josh?

But that’s how it goes at the midpoint of life,

Wriggling your way down the pivotal path;

You first divagate left, then prevaricate right,

And then you come out in the bleak aftermath,

In a wasteland, at mercy to Gaia’s stark wrath.

Sad but true, not pursuit by a raging wildcat

Has chased me to Paris, to this hideous garret,

And no poet named Virgil cohabits my flat,

Only loneliness bleak and a life of scant merit,

And a truth-speaking mirror that saps my life’s spirit.  

Translator’s Notes

According to Prof. Aleksandr Zholkovsky (University of Southern California), lecturing in Russian in a YouTube video on Russian literature, the Italian epigraph to this poem is taken from the beginning of Dante’s Divine Comedy.

For those who read Russian, here are a few highlights of Prof. Zholkovsky’s lecture:

Перед зеркалом» — бесспорный шедевр русской поэзии XX века. Стихотворение предваряется эпиграфом «Nel mezzo del cammin di nostra vita», «На середине дороги нашей жизни» — первым стихом «Божественной комедии» Данте.

«Стихотворение не только и не столько об изгнании, сколько о проблеме, связанной с ним и с тем, что называется кризисом среднего возраста, беспокоившем уже и Данте, — о проблеме идентичности. В зеркале поэт не узнает самого себя. Но это еще и метасловесный разговор о словах: „Я, я, я! Что за дикое слово“. Речь идет не только о „я“, но и о слове. Две темы переплетены. Теряется сознание собственной идентичности, теряется и осмысленность самих слов. И прежде всего слова, наиболее непосредственно связанного с идентичностью, — местоимения первого лица „я“».

Как зеркало отражает любого, кто в него смотрится, так и «я» обозначает всякого, кто его произносит. Получается некая синонимия зеркала и «я». Кроме того, разговор об идентичности Ходасевич ведет, многократно используя специфически русские слова «разве» и «неужели», трудно переводимые на другие языки. Эти слова выражают удивленное, протестующее отторжение говорящего от того, что ему приходится видеть, осознавать и говорить. Отчужденность от того, что говорится, одновременно составляет суть их значения, их языковую и национальную идентичность.

«Таким образом, переходя от „я“ и „зеркала“ к „неужели“ и „разве“, Ходасевич делает какой-то очень правильный ход. И что на первый взгляд не очевидно, а по обнаружении поразительно: он делает этот ход с опорой на литературную классику, на этот раз русскую и притом прозаическую. Разумеется, слова „разве“ и „неужели“ могут встретиться где угодно. Но в контексте размышлений перед зеркалом о собственном старении, о детстве, матери, о разговорах, молчании, правде (список можно продолжить) они обнаруживаются в одном очень влиятельном, хотя и не поэтическом тексте».

Это «Смерть Ивана Ильича» Толстого. Известно, что Ходасевич перечитывал эту повесть и цитировал в статье об Иннокентии Анненском. Анненский тоже очень важен для понимания Ходасевича, но это уже совсем другая история. 

Prof. Zholkovsky also has available on line an article in Russian about five translations of this poem into English. Here is the abstract in English:

In connection with five English translations of Vladislav Khodasevich’s famous poem ‘Before the Mirror’, the essay discusses the problem of translatability of a poetic text that features very prominently such semi-auxiliary words as “razve” and “neuzheli” that have no exact equivalents in English. It shows the crucial role these words play in the poem’s structure and intertextuality, in particular, in its references to texts by Lev Tolstoi, Ivan Goncharov and Aleksandr Pushkin. The consistent lack of such keywords in the translations may account for the failure of an indisputable gem of Russian poetry to claim its due place in the world literary canon.

 Poem declaimed by Karen Badalov:

 https://www.youtube.com/watch?v=Bw2O4mu3Mnc

Poem declaimed by Irina Bazhovka:

https://www.youtube.com/watch?v=02Gcv6k0UjQ

                                              Khodasevich with wife Nina Berberova